Участница проекта
ЗЫРЯНОВАНАТАЛЬЯ ЕГОРОВНА
Чем старше я становлюсь, тем чаще и ярче оживают перед глазами картины моего военного детства…
Меня зовут Наталья Зырянова (до замужества Горбачева).
Родилась я 14 октября 1927 года в Смоленской области, в большой семье колхозников. Детей было семеро, я была шестым ребенком. Жили мы дружно, в согласии, в ладу, не богато и не бедно, как все. Наш колхоз занимался разведением племенного скота и считался зажиточным. Мы гордились своим селом, где было все необходимое для жителей: школа и почта, молочный завод и большой клуб. Люди в будни умели хорошо потрудиться, а в праздники весело погулять с песнями и танцами.
Так все и было до того рокового 41- го.
Прерванные каникулы.
В тот обычный, казалось бы, день, когда по радио объявили войну, в селе началось волнение. Взрослые собирались в группы, о чем -то приглушенно разговаривали. Мы с ребятишками старались запоминать услышанное, чтобы понять самое главное. Большинство сельчан были уверены, что это ненадолго. Женщины испуганно причитали. Мужчины шли в военкоматы записываться на войну добровольцами.
Люди верили, что их помощь ускорит конец войны.
По ночам тихо плакала мама и каждый раз, когда я хотела успокоить ее, не находила нужных слов, ком в горле душил меня, а слезы сами лились по щекам.
Жизнь в селе замерла. Детвора перестала играть, все больше разговаривали о войне. Холодящая душу тревога ,и неведомый страх поселились в моей детской голове. Никто тогда еще не знал, какой страшной и жестокой будет война, каким долгим и трудным будет путь к победе и возвращение к мирной жизни. Никто и предположить не мог, какие испытания выпадут на долю каждого.
Это было самое страшное время не только для военных, но и для всех оставшихся в тылу людей. Рушился порядок жизни колхоза, отлаженный за долгие годы. Остановилось производство, осталась бесхозной техника. Мужчины ушли на фронт, оставив свои рабочие места. Кругом переполох, растерянность и оцепенение. На какое - то время всё замерло. Почти паника охватила людей. Быстро решались вопросы, касающиеся фронта, а хозяйственные дела доверили местной власти. За несколько дней стали решаться все вопросы. Подростки, кто хоть немного имел понятие в каком – то деле, стали осваивать профессии. Общими силами и знаниями постигались навыки и практики во всех направлениях. В считанные дни, повзрослевшие дети, стали помогать во всем. Сыновья заменили отцов, дочери стали помощницами матерям.
Короткие сборы.
Наша старшая сестра работала в колхозе счетоводом и была лицом материально – ответственным.
В правлении решили спасать самое ценное, что было в колхозе. Гордостью животноводства не только для нас, но и для страны была швицкая порода мясо – молочного рогатого скота, выведенная за три года до начала войны.
Ее надо было сохранить и отвести глубже в тыл.
Кому гнать скот? Остались одни старики, женщины и дети. Моей сестре было сказано прямо: «Своих посылай ,у тебя их полная печка». И 8 июля 1941 года я и мой младший брат стали погонщиками.
Мне в то время было 14 лет, а брату 13. Согласились на перегон скота мы легко. Две недели, на которые планировалось перемещение скота, нам казались не только интересными, но ответственными и важными. Мы чувствовали себя взрослыми. Сборы были короткими - каравай хлеба, пара десятков вареной картошки да яиц. Что такое 200 километров босяком мы не представляли. Вся наша группа состояла из одиннадцати человек- пятеро детей и шесть взрослых. Заведующая фермой с тремя доярками, да двое сопровождающих нас мужчин белобилетников, инвалидов, не пригодных для военной службы.
Стадо было большим: 70 голов крупного рогатого скота, 20 лошадей и 20 овец. Страшно теперь представить соотношение 110 голов на 9 человек. Мужчины – инвалиды не в счет, они помогали по мере возможностей.
По началу, мы были бодрыми и прыткими, нам поручили ответственное дело, и мы очень старались оправдать доверие. Обычно летом все дети бегали босяком, летнюю обувь нам даже не покупали, так босыми мы и отправились в путь. К вечеру второго дня бег на босу ногу дал о себе знать. Ступни ног опухли и пылали от жара. За ночь ноги немного успокаивались, но с каждым днем становилось труднее ходить. Кожа стоп стиралась и на ночь нам делали примочки из подорожника. Таких испытаний мы не ожидали, но старались держаться молодцами, успокаивая себя тем, что скоро будем на месте. Догнали мы скот в нужное место и в указанный срок. Это был Восходский район Смоленской области, в двухстах километрах от нашего села. С радостным облегчением мы ожидали заслуженный отдых за выполнение серьезное задание. Но не тут - то было. За то время, что мы были в пути, произошли изменения на фронте, и нам предстояло двигаться дальше на Рязань. Это известие нас огорошило. Нам казалось, что сил больше нет, и мы не сможем дальше гнать свое стадо.
Короткий отдых и снова в путь.
Встретили в колхозе нас радушно, с сочувствием. Определили на постой измученное стадо, вдоволь накормили и напоили животных. Нам истопили баню, досыта накормили и разместили в школе, где мы спокойно выспались за много дней.
С раннего утра началась подготовка ко второму перегону стада. Загрузив телеги водой и продуктами на два дня, мы отправились на Рязань в резиновых сапогах, которыми нас снабдили. Несмотря на трудный и долгий первый перегон, мы не думали тогда, что настоящие трудности еще впереди.
Чем ближе подходили мы к дороге, тем громче слышался гул моторов. По дороге, что шла на Рязань, и по которой нам предстояло двигаться, непрерывным потоком шли танки, машины, артиллерия, обозы и пехота.
Стоял страшный гул, земля дрожала под тяжестью танков. Нам с трудом удавалось сдерживать напуганный шумом скот.
Приходилось продолжать перегон через лес, что сильно затрудняло собирать скот в стадо. В придачу к трудностям, вдруг с верхушек деревьев стали раздаваться сердитые крики: -«Уходите отсюда, здесь опасно находится». Это замаскированные наши снайперы, которых не было видно за ветвями деревьев, но хорошо было слышно. Взрослые разъяснили нам, что снайперы на деревьях ожидают высадки вражеских десантников, чтобы их обезвредить. Кто - то из снайперов мог ошибочно выстрелить по движущимся объектам.
С огромным трудом продвигались мы со стадом.
Было страшно, усталость одолевала, насекомые роем кружили вокруг нас. Кончилась вода и продукты. Трудность заключалась в том, что запасы нам выдали в расчете на пополнение воды и продуктов в попутных селах. Но села и деревни, в которых мы должны были пополнять запасы, оказались пустыми, население эвакуировали. Животные хотели пить и есть. Они истошно кричали, а мы не могли им помочь. Сами голодные и измученные жаждой мечтали о кусочке хлеба или глоточке воды. Чудом мы добрались до пункта назначения в Рязанской области.
Жизнь на новом месте.
По прибытии наш скот определили на ферму. Заведующую фермой и доярок расселили в дома, находившиеся рядом с фермой. Нас, подростков, поселили в пустом доме, поодаль от наших земляков, где мы обустроились, как могли.
Измученным животным требовался особый уход, лечение и восстановление сил. Этим и занимались взрослые. Работы было так много, что и нам пришлось помогать на ферме, ухаживать за своим стадом.
С нашим приходом в селе прибавилось хлопот. В суете про нас просто забыли. Не объяснили, куда обратиться с вопросами по обустройству, по питанию. Мы не знали как себя вести в такой ситуации. Положено ли нам питание или нет. Рассуждали мы так, если не дают, значит не положено. В чужом селе мы не смели просить еду, такими были стеснительными.
Голод заставил нас искать выход, и мы его нашли, стали тайком брать картофельные очистки из баков, для отходов. Несколько дней мы питались только очистками. Варили их, и ели без соли. Я стала замечать, что мои ноги и руки опухают и мне становится трудно ходить. Есть уже почти не хотелось. В один из дней я не смогла встать и пойти на работу. Мое отсутствие сразу заметили и поинтересовались о причине.
После работы к нам пришли наши взрослые землячки с фельдшером. Когда выяснилось, что мы стали пухнуть от голода, что нас не прикрепили к столовой, что мы питались очистками - поднялся шум. За халатность в работе кому – то досталось, а нас пожурили за наше молчание и нерешительность. Так получилось, что я была в шаге от смерти. Выхаживали меня в больнице. Жизнь постепенно наладилась. Теперь нас опекали взрослые наши земляки. А между тем, стадо наше убавилось на 20 голов. Племенных лошадей отправили на фронт.
Так закончилось лето 1941 года.
Хочу домой, к маме.
В сентябре мы пошли учиться в местную Токаревскую школу и проучились в ней два года.
Существует ли теперь этот адрес, не знаю, но мне его не забыть до конца дней.
С июня 1941 до сентября 1944 года мы жили на чужбине. Три года и два месяца, вместо двух недель, как планировалось в начале войны.
В двух датах заключены три года нашего прерванного военного детства, нашей жизни в отрыве от родителей и семьи.
С разлетевшимися зонтиками одуванчика или с птенцами, выпавшими случайно из родного гнезда, можно сравнить детей, оказавшихся в вихре войны, судьба которых непредсказуема и часто печальна. Сколько трудностей, боли, страха и обид было пережито по взрослому, молча и сдержанно. Сколько испытаний, далеко не детских, пришлось выдержать без слез, без жалоб. Это рядом с мамой не так все страшно и больно, это мама приголубит, пожалеет и защитит от беды, это мама объяснит и научит всему. Нам же досталось испить всю чашу наших испытаний до дна самим, один на один со своим страхом. Надолго, и глубоко внутри было спрятано желание громко заплакать и прокричать на весь белый свет «Хочу домой, к маме»!!!
Дорога домой.
После освобождения Смоленска начался для нас обратный путь домой. Возвращались мы в товарных вагонах.
У каждого погонщика в товарном вагоне были овцы и коровы. Был корм и вода. Так, можно сказать с удобствами, мы добрались в Смоленскую область, в Юхновский район, (названия деревни забыла), в 12 километрах от Юхнова. Здесь мы остановились на временный постой, и здесь же получили первые письма от своих родных. Держа в руках конверты, страшно было открывать их, боялись узнать печальные вести. Я плакала от счастья, когда узнала, что моя мама и две сестры живы. Узнала, что маму немцы едва не забили палками, а сестру возили на расстрел в лес, за укрытие еврейской женщины по фамилии Хасина. Сестра чудом спаслась. Еще в конверте была фотография старшего брата в военной форме. После долгой чужбины вести из дома были большой радостью, и мы сами не понимали плачем мы или смеемся. За все время войны многие страшные события изменили нас. Мы повзрослели не только по годам. В феврале 1944 года мы отпросились домой через Смоленск. Город мы не узнали, он был в руинах.
Через две недели группа из нашего села уже работала на расчистке аэродрома. Впервые я увидела двукрылые самолеты, называемые кукурузниками. Они тоже бомбили немцев. Война еще гремела в Белоруссии, и никто не знал, когда она совсем закончится. До 1945 года мы жили дома, помогали работать на полях. Вскапывали землю вручную, ходили за плугом по семь человек девушек, таких как я. В июне 1945 года мы – погонщики, поехали за своим скотом в Юхнов. Под Смоленском наш поезд попал под бомбежку.
Поезд стоял в болотистой местности на станции Колодня. Бежать было некуда. С крыш вагонов пулеметчики стреляли по самолетам и сбивали их. Это были последние налеты на нашу землю. А сколько еще оставалось в земле неразорвавшихся бомб и минных полей, по которым нам еще предстояло гнать стадо домой?
Одна радость на всех.
Обратно из Юхнова мы гнали скот наугад, не ведая где минные поля, а где прикрытые травой не разорвавшийся снаряды. Было очень страшно, любой шаг для каждого из нас мог стать последним.
Шли все молча, молились каждый по - своему. Преодолев опасные места, мы приближались к нашему селу и поведение коров заметно менялось. Когда мы вступили на улицу села, все стадо неистово заревело… Такого рева, мы не слышали даже в голодные дни перегона. Сельчане выбежали на дорогу и плакали вместе с нами.
Все смешалось: рев стада, рыдания людей , возгласы радости, волнение, перехватывающее дыхание, и еще много непонятных ощущений. Животные тоже, как могли, выражали свою радость. Даже через четыре года они узнали свою родную деревню.
Вспоминать тот день, без слез я не могу и сегодня, спустя 75 лет.
