Участница проекта
«Они родом не из детства, они родом из войны…»
ЖАРОВА МАРИЯНАЗАРОВНА
Знакомим вас с ее воспоминаниями.
Я родилась 9 декабря 1935 года на окраине белорусского города Гомеля в поселке Мильча (теперь он относится к городу). Отец Назар Матвеевич работал на заводе «Литья и нормалей» печником, ремонтировал высокотемпературные печи для переплавки металла.
Мама Александра Яковлевна воспитывала пятерых детей, но в живых осталось только двое.
Для нас началась война в первый же день после выступления Молотова по радио 22 июня 1941 года.
Сразу начали бомбить. И самое прекрасное беззаботное детство оборвалось…
Братику было пять месяцев, мне было шесть лет, моей сестре Тане восемь. Отца на фронт не забрали. Он нужен был на заводе. А мама уходила на строительство укрепсооружений.
Дети оставались одни. Хорошо помню, как при звуке сирены мы, хватая маленького брата, бежали в погреб.
После очередной бомбежки мы узнали, что зажигательный снаряд попал в чей-то дом, а его обитатели в это время прятались в подполе. Я помню, как на пепелище доставали обугленные тела, сгоревших заживо родителей и детей.
Потом наша семья стала прятаться в огороде в окопе, в бетонированном погребе. Было очень страшно. Решили, что лучше, чтобы снаряд попал сразу. Один снаряд упал на огороде, и воронка моментально заполнилась водой.
Однажды, когда нас снова бомбили, папу контузило, но он не сильно пострадал, а вот постоянное пребывание в холодном и сыром окопе маленький братик не выдержал. Он простудился и вскоре умер.
В начале войны мы с родственниками (еще две семьи) решили уйти от постоянных ударов бомб и орудий. Надели на себя все, что могли, за плечи взяли тряпичные мешочки с сухарями и пошли…
К вечеру остановились на ночлег у добрых людей, которые даже накормили нас картошкой и постелили нам на полу. В ту ночь все очень замерзли, в щели между полом и стенами очень дуло. Решили, что нужно возвращаться, потому что такую ораву никто не прокормит, да и идти -то было некуда…
Бомбили нас постоянно, то фашисты, то Красная Армия, так как Гомель несколько раз переходил из рук в руки. Завод не успели эвакуировать, и отец работал там до самой оккупации.
В августе 1941 года пришли немцы… На улицах стоял крик, шум, гам, плач.
В дом ворвались полицаи и забрали отца.
Мы все выбежали на улицу, а там уже стояли поселковые мужчины.
Женщины голосили, дети плакали, а полицаи всех отгоняли прикладами, не давая проститься. Семья осталась без кормильца…
Маму заставляли работать на строительстве оборонительных сооружений.
От тяжелой работы мама надорвалась.
В нашем доме жили немцы, а семье оставили место на печке и маленькую кухоньку. Один из постояльцев был инженером, поэтому в нашем доме часто проходили заседания и совещания немцев.
Жили мы бедно и тяжело.
Кушать было нечего. Маме удавалось менять разную мелочевку: иголки, ленты, нитки на зерно, но есть все равно хотелось.
Как-то раз я увидела, что поселковые ребята толпятся возле полевой фашистской кухни и просят, чтобы им дали супа. Взяв котелок, я пошла просить суп, и была готова ко всему, зная, что могут сфотографировать, а могут и расстрелять.
В тот раз ничего страшного не произошло, но больше я не ходила к немцам просить еду. Чтобы не умереть с голоду, папина младшая сестра, тетя Поля в 16 лет ушла в партизанский отряд. В отряде она штопала, убирала, готовила еду.
Там же в отряде она вышла замуж за партизана, но он погиб, не вернувшись с задания.
Через некоторое время появились известия об отце. Стало известно, куда их согнали немцы. И мы с тетей Аней пошли навестить папу. Шли мы очень долго. Шли через поля. Прошли деревни три, а может и больше. Наконец пришли к месту лагеря. Мужчины строили какие-то бараки или казармы. Территория охранялась, но папу освободили от работ, и он смог с нами немного пообщаться. Мы его покормили, поговорили с ним и отправились обратно домой. То, что произошло потом, я узнала только после войны. Примерно недели за две до наступления Красной Армии отец еще с одним мужчиной решили бежать, но в последний момент испугался, и папа решил бежать один. Он отпросился в отхожее место и побежал. Вскоре его пропажу обнаружили, начали прожекторами освещать поле, а папа падал в ложбинки, и это ему помогло слиться с землей. Благодаря только маминым молитвам он смог убежать. Отца спрятали у дедушкиного брата на чердаке, потому что в его доме не было немцев. От меня с сестрой это тщательно скрывали, боялись, что мы проговоримся. Но я помню, как мама собирала узелок с продуктами и куда-то уходила. После войны стало известно, что из всех угнанных тогда мужчин, папа выжил один. Всех остальных работников паровозовагоноремонтного завода расстреляли в Назаровском лесу.
Их было 200 человек. Больше никто не вернулся. (Эти сведения о массовом расстреле под Гомелем я узнала из интернета).
Хорошо помню, как в город вошли наши. В ноябре 1943 года по улицам прошли уставшие в обмотках бойцы Красной Армии. Они были измотаны долгим наступлением, но фашистов из города выбили быстро, что те даже не успели сжечь кучу документов возле комендатуры.
После освобождения Гомеля от захватчиков папа сразу вернулся на прежнее место работы, где и проработал до пенсии.
А мама сильно подорвала свое здоровье в 1943 году, когда волокла санки с зерном,чтобы накормить детей, и потом все время болела. После Победы мама прожила всего 8 лет.
Моя сестра Таня живет и по сей день там же недалеко от родительского дома, а я, выйдя замуж за военного, вынуждена была уехать и после многих переездов мы с семьей остались в Подольске -13, ныне поселок Молодежный.